– Будьте добры, пойдите, побеседуйте с Джэн Геббард. Я уверена, что она скучает. Я оставила ее одну на палубе.

На лице Брима изобразилось некоторое беспокойство.

– С Джэн Геббард? Пожалейте меня!

– Она очень милая девушка.

– Но она так страшно динамична. Она глядит на вас так, словно вы жираф или что-нибудь в этом роде, а она охотник, который целится в вас из ружья.

– Глупости. Сбегайте, попросите ее рассказать вам о какой-нибудь охоте. У нее очень много интересных воспоминаний.

Брим печально удалился.

– Я не могу порицать мисс Геббард, – заметил Сэм.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что она права, если смотрит на него, как будто хочет застрелить его. Я сам готов был бы сделать это.

– Перестанем говорить о Бриме. Почитайте мне Теннисона.

– Сэм чрезвычайно охотно раскрыл книгу. Проклятый Брим Мортимер вдребезги разбил ту атмосферу, которая создалась вокруг них с самого начала беседы. Только с помощью стихов можно было воссоздать ее. Увидев стихотворение, на котором раскрылся томик, Сэм понял, что ему везет. Молодчага Теннисон! Не выдал. На него можно положиться в любом случае.

Сэм откашлялся.

Пусть не покину я земли,

Пока, узнав живую радость,

Я не найду того – в чем сладость

Все раньше жившие нашли.

Пусть смерть мою не студит кровь,

Пока – душою не грубея

Я не поверю, что к себе я

Зажег ответную любовь!

Это было поистине чудесно. Приблизительно так же хорошо, как нырять с трамплина в воду. Он увидел, что у девушки блуждает на лице нежная улыбка, а глаза задумчиво устремлены на освещенное солнцем море. Он отложил книгу в сторону и взял ее руку.

– Со времени нашего первого знакомства, – проговорил он тихим голосом, – мне все хотелось сказать вам кое-что такое, что вы, впрочем, должны были прочесть в моих глазах.

Она опустила голову, но не отняла своей руки.

– До этого путешествия, – продолжал он, – я не знал, что такое жизнь. Но тут я увидел вас. Для меня как бы открылись врата рая. Вы самая очаровательная девушка, которую моя душа когда-либо встречала, и с самого начала во мне звучала… (он остановился). Извините, я вовсе не хотел говорить в рифму, – проговорил он. – Билли, если бы вы полюбили. То-есть. Я готов закричать, что не в силах молчать Не понимаю, что такое происходит со мною!.. Билли, милая Билли, вы единственная девушка на свете! Я много лет искал вас и, наконец, нашел, нашел родственную душу! Я уверен, что вы не удивляетесь моему признанию. То-есть я хочу сказать, вы уже заметили, что я неравнодушен к вам и что я жизнь за вас отдам… – Взор его упал на томик стихов, лежавший рядом. – Эти стихи! – воскликнул он. – Я так начинился ими, что теперь сам говорю стихами. Но… я хочу спросить у вас, Билли, согласны ли вы стать моей женой?

Она склонилась к нему. Лицо ее было необычайно нежно, а глаза затуманены. Он обнял рукой ее талию. Она подставила ему свои губы.

§ 3

Внезапно она отодвинулась от него с нахмуренным лицом.

– Дорогой мой, прошептала она, – я должна сделать тебе признание.

– Признание, ты? Глупости!

– Я не могу отделаться от одной ужасной мысли. Я просто не знаю, что будет со мной, если так будет продолжаться.

– Что продолжаться? Наша любовь? Будь спокойна – увянет… Виноват. Я хотел сказать, она будет длиться вечно… Будет расти, конечно, будет расти.

Она водила носком ботинка по палубе.

– Я боюсь самое себя. Видишь ли, незадолго перед этим мне показалось, будто я встретила свой идеал, но…

Сэм искренно рассмеялся.

– Неужели тебя так беспокоит эта помолвка с Юстесом Хайнетт?

Она даже привскочила от удивления.

– Ты знаешь?

– Конечно. Он мне сам рассказал об этом.

– Так ты знаком с ним? Где вы встречались?

– Господи, я знаю его всю жизнь. Он мне доводится кузеном. И сейчас мы плывем с ним на этом пароходе в одной каюте.

– Юстес здесь на пароходе! Но это ужасно! Что будет со мною, если мы встретимся?

– Какие пустяки. Просто скажешь ему: «А это вы» или что-нибудь в этом роде.

– Это будет ужасно.

– Ничуть, к чему тебе смущаться? Он и сам теперь понимает, что ты не могла поступать иначе. С его стороны было просто глупо думать, что ты выйдешь за него замуж. Подумай только хладнокровно. Юстес бедняга Юстес!.. И ты! Принцесса и свинопас!

– Разве мистер Хайнетт занимается разведением свиней? – с удивлением спросила она.

– Нет, я просто хочу сказать, что Юстес настолько ниже тебя, дорогая, что о вашем браке смешно даже думать. Он, конечно, очень милый, добрый парень, но совершенно беспомощен, когда дело касается реальной жизни. Какой он мужчина, если он не способен даже разнять дерущихся собак? Как можешь ты довериться такому человеку и вступить с ним в жизнь, которая сама по себе, в сущности, есть не что иное, как вечная грызня собак между собою? Никто сильнее меня не любит Юстеса Хайнетт и, тем не менее… Словом, я хочу сказать

– Я понимаю твою мысль. В самом деле он совсем непохож на мой идеал.

– Он на милю не подходит к нему.

Она оперлась подбородком на руку.

– Правда, во многих отношениях он очень мил.

– О, это прекрасный малый, – снисходительно заметил Сэм.

– Слыхал ли ты, как он поет? Меня, кажется, и пленил прежде всего его голос; он действительно прекрасно поет.

Легкая, но вполне определенная спазма ревности сжала сердце Сэма. Он ничего не имел против того, чтобы похвалить Юстеса в границах благоразумия, но тут ему показалось, что их беседа становится как будто чересчур односторонней.

– Да? – переспросил он. – Положим верно, я сам слышал, как он поет. Правда, уже давно. Ведь он поет больше все салонные романсы и тому подобную дребедень.

– Слышал ли ты, как он исполняет: «Моя любовь, как роза, расцветшая в запущенном саду»?

– Не имел удовольствия, сухо ответил Сэм. – Но каждый дурак может петь салонные романсы. А вот исполнить что-нибудь смешное, что-нибудь такое, что заставило бы людей кататься от смеха, это будет потруднее.

– А ты поешь что-нибудь в этом роде?

– Знакомые говорят, что я очень недурно исполняю разные пародии.

– В таком случае, – решительно заявила Билли, – ты должен непременно что-нибудь исполнить завтра на концерте. Зачем прятать светильник под стулом? Я скажу Бриму, что он может рассчитывать на тебя, к тому же он отличный аккомпаниатор.

– Конечно, но… право, не знаю, – с некоторым сомнением в голосе ответил